Неточные совпадения
— Ах, Лионель, чудак! — смеялась она почти до
слез и вдруг сказала серьезно, не скрывая удовольствия: — Так ему и надо!
Пускай попробует, чем пахнет русская жизнь. Он ведь, знаешь, приехал разнюхивать, где что продается. Сам он, конечно, молчит об этом. Но я-то уж чувствую!
Пуще всего он бегал тех бледных, печальных дев, большею частию с черными глазами, в которых светятся «мучительные дни и неправедные ночи», дев с не ведомыми никому скорбями и радостями, у которых всегда есть что-то вверить, сказать, и когда надо сказать, они вздрагивают, заливаются внезапными
слезами, потом вдруг обовьют шею друга руками, долго смотрят в глаза, потом на небо, говорят, что жизнь их обречена проклятию, и иногда падают в обморок.
— Вы сделали, чтоб были
слезы, а остановить их не в вашей власти… Вы не так сильны!
Пустите! — говорила она, махая себе платком в лицо.
— Ох, напрасно, напрасно… — хрипел Данилушка, повертывая головой. — Старики ндравные, чего говорить, характерные, а только они тебя любят
пуще родного детища… Верно тебе говорю!.. Может,
слез об тебе было сколько пролито. А Василий-то Назарыч так и по ночам о тебе все вздыхает… Да. Напрасно, Сереженька, ты их обегаешь! Ей-богу… Ведь я тебя во каким махоньким на руках носил, еще при покойнике дедушке. Тоже и ты их любишь всех, Бахаревых-то, а вот тоже у тебя какой-то сумнительный характер.
О, нет!
Слова твои пугают,
слезы страшны;
Чего-то я боюсь с тобой. Уйди!
Оставь меня, прошу!
Пусти! Ты добрый,
Зачем пугать Снегурочку?
Однажды в какое-то неподходящее время Кароль запил, и запой длился дольше обыкновенного. Капитан вспылил и решил прибегнуть к экстренным мерам. На дворе у него был колодец с «журавлем» и жолобом для поливки огорода. Он велел раздеть Кароля, положить под жолоб на снег и
пустить струю холодной воды… Приказание было исполнено, несмотря на
слезы и мольбы жены капитана… Послушные рабы истязали раба непокорного…
Ипполит желал помириться, заплакал и после
слез, разумеется, еще
пуще озлобился, но только трусил выказать злобу.
Лиза утешала ее, отирала ее
слезы, сама плакала, но осталась непреклонной. С отчаянья Марфа Тимофеевна попыталась
пустить в ход угрозу: все сказать матери… но и это не помогло. Только вследствие усиленных просьб старушки Лиза согласилась отложить исполнение своего намерения на полгода; зато Марфа Тимофеевна должна была дать ей слово, что сама поможет ей и выхлопочет согласие Марьи Дмитриевны, если через шесть месяцев она не изменит своего решения.
Так и пал купец на сыру землю, горючьми
слезами обливается; а и взглянет он на зверя лесного, на чудо морское, а и вспомнит он своих дочерей, хорошиих, пригожиих, а и
пуще того завопит источным голосом: больно страшен был лесной зверь, чудо морское.
Это был для меня неожиданный удар;
слезы так и брызнули из моих глаз, но мать имела твердость не
пустить меня, покуда я не успокоился совершенно.
Долго, долго лесной зверь, чудо морское не поддавался на такие слова, да не мог просьбам и
слезам своей красавицы супротивным быть и говорит ей таково слово: «Не могу я тебе супротивным быть, по той причине, что люблю тебя
пуще самого себя, исполню я твое желание, хоша знаю, что погублю мое счастие и умру смертью безвременной.
— Ну, Павел Михайлыч, — начала она с вновь выступившими на глазах
слезами, — теперь есть кому за вами присмотреть, а меня уж
пустите в Севастополь мой.
Михеич
слез с своей Галки, стреножил ее путами, снял узду и
пустил лошадку на волю божию.
Въехав в кусты, Хаджи-Мурат и его нукеры
слезли с лошадей и, стреножив их,
пустили кормиться, сами же поели взятого с собой хлеба и сыра. Молодой месяц, светивший сначала, зашел за горы, и ночь была темная. Соловьев в Нухе было особенно много. Два было и в этих кустах. Пока Хаджи-Мурат с своими людьми шумел, въезжая в кусты, соловьи замолкли. Но когда затихли люди, они опять защелкали, перекликаясь. Хаджи-Мурат, прислушиваясь к звукам ночи, невольно слушал их.
«И вот они собрались, чтобы придумать казнь, достойную преступления… Хотели разорвать его лошадьми — и это казалось мало им; думали
пустить в него всем по стреле, но отвергли и это; предлагали сжечь его, но дым костра не позволил бы видеть его мучений; предлагали много — и не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем. А его мать стояла перед ними на коленях и молчала, не находя ни
слез, ни слов, чтобы умолять о пощаде. Долго говорили они, и вот один мудрец сказал, подумав долго...
Лука(выходит из-за угла). Ты, барин, зачем девку тревожишь? Ты бы не мешал ей…
пускай плачет-забавляется… Она ведь для своего удовольствия
слезы льет… чем тебе это вредно?
— Тятька! — закричал неожиданно Ваня, вырываясь из своей засады, бросаясь к отцу и повиснув на руке его. — Тятька, оставь его!..
Пусти!
Пусти!.. — продолжал он, обливаясь
слезами и стараясь оторвать Гришку.
— Я уйду…
пустите меня, — говорила она сквозь
слёзы дрожащим голосом и болтала головой, точно желая спрятать её куда-то.
И
пускай они мимо прошли,
Надо мною ходившие грозы,
Знаю я, чьи молитвы и
слезыРоковую стрелу отвели…
— Пароход? Пароход — жалко было, точно… Ну, да ведь это глупость одна — жалость! Какой толк? Плачь, пожалуй:
слезы пожара не потушат.
Пускай их — пароходы горят. И — хоть всё сгори — плевать! Горела бы душа к работе… так ли?
Долинский взял саквояж в одну руку и подал Даше другую. Они вышли вместе, а Анна Михайловна пошла за ними. У барьера ее не
пустили, и она остановилась против вагона, в который вошли Долинский с Дорой. Усевшись, они выглянули в окно. Анна Михайловна стояла прямо перед окном в двух шагах. Их разделял барьер и узенький проход. В глазах Анны Михайловны еще дрожали
слезы, но она была покойнее, как часто успокаиваются люди в самую последнюю минуту разлуки.
— А я знаю, что не
пустят! — возражала ему Елизавета Петровна, и
слезы уж текли по ее желтым и поблекшим щекам.
Мне
пустили кровь, и когда я несколько пообразумился, вдова с горькими
слезами объяснила мне все приключение.
Наташа(удивленно). Как
пускай сидит? Но ведь она же прислуга. (Сквозь
слезы.) Я тебя не понимаю, Оля. У меня нянька есть, кормилица есть, у нас горничная, кухарка… для чего же нам еще эта старуха? Для чего?
…Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес —
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля
слез —
Они растают и прольются…
— Помилуйте… помилуйте, Давыд Егорыч, — залепетал он; даже
слезы выступили у него на глаза, — что вы это? Что вы?
Пустите!
Ольга молчала — но вся вспыхнула… и если б Наталья Сергевна не удалилась, то она не вытерпела бы далее;
слезы хотели брызнуть из глаз ее, но женщина иногда умеет остановить
слезы… — Как! ее подозревают, упрекают? — и в чем! — о! где ее брат!
пускай придет он и выслушает ее клятву помогать ему во всем, что дышит местию и разрушением;
пускай посвятит он ее в это грозное таинство, — она готова!..
— Судя по нравам Англии и даже Польши, — говорил Бенни, — я думал, что меня или вовсе не захотят на порог
пустить, или же примут так, чтобы я чувствовал, что сделал мой товарищ, и я готов был не обижаться, как бы жестко меня ни приняли; но, к удивлению моему, меня обласкали, и меня же самого просили забыть о случившейся вчера за столом истории. Они меня же сожалели, что я еду с таким человеком, который так странно себя держит. Эта доброта поразила меня и растрогала до
слез.
Глазки, смотревшие вообще сонливо, проявляли также оживление и беспокойство по утрам и вечером, когда мисс Бликс брала Пафа за руку, уводила его в уборную, раздевала его донага и, поставив на клеенку, принималась энергически его мыть огромной губкой, обильно напитанной водою; когда мисс Бликс при окончании такой операции, возлагала губку на голову мальчика и, крепко нажав губку,
пускала струи воды по телу, превращавшемуся тотчас же из белого в розовое, — глазки Пафа не только суживались, но пропускали потоки
слез и вместе с тем раздавался из груди его тоненький-тоненький писк, не имевший ничего раздраженного, но походивший скорее на писк кукол, которых заставляют кричать, нажимая им живот.
— Что тут баять, — отрывисто отвечал муж; он тяжело вздохнул и, как бы собравшись с духом, промолвил: — Велел пегашку вести… на ярманку!.. Не надоть ее, говорит… теперь дело зимнее: проживешь без лошади… Ну, вот, сказал тебе сдуру, а ты… Эх, Варюха, Варюха! Полно тебе рюмиться-то, ведь говорю, слезами-те
пуще мутишь мне душу! Эка ты, право, неразумная баба какая… нешто горю этим пособишь?.. Знать, погрешил я, право, чем перед господом богом!..
Видно было по всему, что он уже совсем упал духом; день пропал задаром: лошадь не продана, сам он измучился, измаялся, проголодался; вдобавок каждый раз, как являлся новый покупщик и дело, по-видимому, уже ладилось, им овладевало неизъяснимо тягостное чувство: ему становилось все жальче и жальче лошаденку, так жаль, что в эту минуту он готов был вернуться в Троскино и перенести все от Никиты Федорыча, чтобы только не разлучаться с нею; но теперь почему-то заболело еще
пуще по ней сердце; предчувствие ли лиха какого или что другое, только
слезы так вот и прошибали ресницы, и многих усилий стоило бедному Антону, чтобы не зарыдать вслух.
И баба снова повалилась на лавку, залилась
пуще прежнего
слезами.
Ляжет на спину, руки под голову, зажмурит глаза и заведёт своим тонким голосом что-нибудь из литургии заупокойной. Птицы замолчат, прислушаются, да потом и сами вперебой петь начнут, а Ларион
пуще их, а они ярятся, особенно чижи да щеглята или дрозды и скворцы. До того он допоётся, бывало, что сквозь веки из глаз у него
слёзы текут, щёки ему мочат и, омытое
слезами, станет серым лицо его.
Но он не
пустил меня. Голова его лежала на моих коленях, губы его целовали еще мои дрожавшие руки, и его
слезы мочили их.
Наташа (утирая
слезы). Он мне нравится! только… дайте ему надежду,
пускай он ездит в дом,
пускай будет как жених… только! я сама не знаю… вы так скоро мне сказали… я не знаю… мне стыдно плакать о глупостях. Maman! вы сами сумеете как ему сказать… я наперед на всё согласна.
—
Пускай поревет; у баб
слезы не купленные, — заметил другой мужской голос.
(К Федору Иванычу.) Сейчас вон! Чтоб их не было в моей кухне! Это ужасно. Никто не слушает, всё назло… Я оттуда их прогоню, они их сюда
пустят. (Все больше и больше волнуется и доходит до
слез.) Всё назло! Все назло! И с моей болью… Доктор! Доктор! Петр Петрович!.. И он ушел! (Всхлипывает и уходит, за ней Леонид Федорович.)
Кисельников (со
слезами). Что ж вы меня не
пускаете! Он теперь ждет, он говорил: «Ждать буду».
Анна Сидоровна, которую мы оставили в
слезах, несмотря на страстную любовь к мужу, пришла против него в сильное ожесточение: она первоначально заперла ворота, вероятно, с целию не
пускать его домой, потом открыла комод и выбросила весь гардероб супруга на двор.
Он обыкновенно ходил задами села, когда же ему случалось идти улицей, одни собаки обходились с ним по-человечески; они, издали завидя его, виляли хвостом и бежали к нему навстречу, прыгали на шею, лизали в лицо и ласкались до того, что Левка, тронутый до
слез, садился середь дороги и целые часы занимал из благодарности своих приятелей, занимал их до тех пор, пока какой-нибудь крестьянский мальчик
пускал камень наудачу, в собак ли попадет или в бедного мальчика; тогда он вставал и убегал в лес.
Едва успела от груди отнять, как стала его пичкать конфектами; к чему мальчишка ни потянется, всего давай; таращится на огонь, на свечку — никто не смей останавливать; он обожжет лапенку, заревет, а она сама
пуще его в
слезы; сцарапает, например, папенькину чашку — худа ли, хороша ли, все-таки рублей пять стоит, но он ее о пол, ничего — очень мило.
Напала на нее
пуще того тоска несосветимая, две недели только и знала, что исходила
слезами; отпускать он ее никак не отпускал, приставил за нею караул крепкий, и как уж она это спроворила, не знаю, только ночью от них, кормилец, тайком сбежала и блудилась по лесу, не пимши, не емши, двое суток, вышла ан ли к Николе-на-Гриву, верст за тридцать от нашей деревни.
Не до горя теперь, не до
слез;
пускай все чувства умолкнут, лишь бы друга из волчьей пасти вырвать!
Во
слезах родители пребывают, а
пуще их жена молодая…
Как ни просила, как ни молила она, Манефа не сжалилась на
слезу ее, не
пустила на богомолье…
— Ах, Фленушка, Фленушка… и хотелось бы верить, да не верится, — отирая
слезы, сказала Настя. — Вон тятенька-то как осерчал, как я по твоему наученью свысока поговорила с ним. Не вышло ничего, осерчал только
пуще…
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…
Я видел красный день: в России нет раба!
И
слезы сладкие я пролил в умиленье…
«Довольно ликовать в наивном увлеченье, —
Шепнула Муза мне. — Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ...
Через Каменный мост никого не
пускали в экипажах, и на самом мосту уже являлись предвестники беды: испуганные лица, дрожки, кареты и возы, нагруженные вещами, пожитками и товарами, суматоха, брань, крики,
слезы, проклятия…
— Дяденька-то не
пустит, — со
слезами, жалобно она промолвила.
—
Пустите меня! нас непременно увидят… — чуть слышно прошептала Лара, в страхе оборачивая лицо к двери теткиной комнаты. Но лишь только она сделала это движение, как, обхваченная рукой Горданова, уже очутилась на подоконнике и голова ее лежала на плече Павла Николаевича. Горданов обнимал ее и жарко целовал ее трепещущие губы, ее шею, плечи и глаза, на которых дрожали и замирали
слезы.